КОЛЛЕКЦИОНИРОВАНИЕ – технология или пристрастие? | |
|
Ведение аукционного бизнеса сопряжено с разного рода рисками, поэтому появление на арт-рынке нового игрока неминуемо приводит к усилению конкуренции. Если она сопряжена еще и с недостатком высококачественных предметов купли-продажи, то выжить, а тем более выбиться в лидеры проблематично, но… можно.
Кандидат филологических наук, член Союза писателей Великобритании, экономист и коллекционер Екатерина МакДугалл в 2004 году основала в Лондоне вместе с мужем Уилльямом аукционный дом MacDougall’s. О предпосылках создания Дома, его почти десятилетнем функционировании, трендах в мировом аукционном бизнесе, а также роли женщины в нём рассказывает основательница АД MacDougall’s. − Всё начинается с идеи, возникновение которой практически невозможно проследить, не так ли? Но это-то как раз является самым интересным. Поэтому первый вопрос, конечно, об истоках создания аукционного дома. − Идея возникла совершенно случайно в 1900-х. Раньше торги русского искусства проводили только два аукциона и только три раза в год. Мы решили, что нужен еще один аукционный дом. Моя семья очень долго занимается коллекционированием живописи, начиная еще с прадеда, который жил в Москве. Поэтому, естественно, мы хорошо знали этот бизнес, но, правда, с другой стороны, с красивой. И казалось, что это будет не так уж и трудно - создать собственный аукционный дом. А потом выяснилось, что это очень сложно, но уже некуда было деваться. Причем наибольшей трудностью было убедить коллекционеров отдавать нам хорошие работы. − А какие аргументы приводили? Как убеждали? − Не знаю даже. Сначала в основном участвовали друзья. Люди, которые знали меня лично, хотели помочь. Я с мужем много коллекционировала русскую живопись зарубежья. Помогали семьи русских художников-эмигрантов. Давали картины своих бабушек-дедушек. Процесс становления аукционного дома был постепенным. Сейчас мы неизменно входим в тройку лидеров на русском рынке. А в 2010 переторговали Sotheby’s. Это был для нас переломный год. Сейчас мы единственные среди мировых аукционных домов имеем свой офис-галерею в Москве. Чего не имеют наши конкуренты. MacDougall’s очень активно занимается частными продажами в России. И на сегодня объем частных продаж почти превосходит аукционный. − По-вашему мнению, с чем это связано? − У нас наработана обширная клиентская база. И сейчас, когда мы знаем своих коллекционеров, то при появлении работ их уровня, мы сразу им их предлагаем. − Как происходит процесс поиска работ? Как часто обращаются к вам с конкретными заказами? − Я просматриваю большое количество коллекций. И если клиент меня просит найти конкретного художника, то я просто помню, где это весит. У меня хорошая зрительная память. Но бывает, так что мы ставим перед собой цель отыскать какую-то потерянную коллекцию или работы с какой-то старой выставки. Бывает и такое, но это очень сложный процесс. − Тогда вопрос о борьбе. Но не о восточных единоборствах, которыми вы владеете, а о душевной между коллекционером и продавцом предметов искусства? Бывает жалко, что картины прошли мимо вас? − Иногда бывает очень жалко. Я даже посвятила этому немало страниц своего романа «Бриг Меркурий». «Зачем ты открыла свой аукционный дом?», − спрашивает главный герой (молодой олигарх) главную героиню. Она отвечает, что художники, которые уехали на Запад, были малоизвестны, и живопись их никому не была нужна. Они захотели вернуться. «Но почему не выставка, не книжка, почему аукционный дом? Что мертвые хотят денег?». «Мертвые хотят признания, а в нашем современном мире, к сожалению, признание практически равносильно деньгам», − отвечает главная героиня. Для меня аукционный дом – это еще и возможность высказывать свое мнение и свою позицию по отношению к определенным художникам, к историческим явлениям. Это может быть не всем заметно. Но, тем не менее, это есть некий инструмент. − Инструмент управления? − Да. Есть художники, которых я вообще не беру на торги. Просто не хочу. Хотя это и не по-коммерчески. Есть художники, которые никогда не попадут на торги. Это относится к более современным художникам и связано с тем, что я не считаю их хорошими художниками. − Любопытно было бы услышать фамилии из вашего черного списка. Вот, к примеру, Никас Сафронов – герой-художник Интернета. О нём наибольшее количество публикаций. −К сожалению, у нас на торгах его работы пока представлены не были. Что касается классических художников, то ведь любую работу можно представить с той или меньшей степенью любви. Значит, о ней люди больше узнают и в итоге, готовы больше платить. Но это всё кропотливая и не совсем заметная со стороны работа. − В следующем году MacDougall’s будет уже десять лет. Какие существенные изменения произошли за это время в аукционном бизнесе? − Очень сильно повысился экспертный уровень. По сравнению с началом нашей работы появилось много грамотных экспертов и консультантов, повысился в целом уровень русского рынка. Если мы начинали и были новаторами в том, что мы привлекали русских экспертов, то сейчас русских экспертов привлекают все аукционные дома. Поскольку они лучше всего разбираются в русской живописи. Очень сильно возрос уровень, как коллекционеров, так и операторов рынка. − Тем не менее, продажа подделок на аукционах – актуальная тема. − Я вообще-то считаю эту тему надуманной. Эксперт всегда отличит подделку от настоящей картины. Есть технологические методы, есть, в конце концов, страховка. Так что я не считаю это проблемой. Работу, купленную через аукционные торги всегда можно вернуть. Это проблема любого рынка, но она решаема. Вы могли двадцать лет назад купить рисунок Рембрандта и думать, что у вас на стене сотни миллионов, а потом эту работу эксперты переквалифицируют в школу Рембрандта. И отнимайте два нуля. И это что не проблема? Это еще большая проблема. −Но ведь речь идет о престиже аукционного дома и уровне его экспертов? Вспомните, прошлогодний суд Виктора Вексельберга с Christie's по поводу выплат за поддельную картину Бориса Кустодиева "Одалиска", проданную в 2005 году его фонду за 4,5 миллионов долларов. − Ошибаются все. Но Вексельбергу деньги за картину вернули. Кстати сегодняшний мировой рекорд по Кустодиеву - около 7 миллионов долларов, если я правильно помню. − Вы часто говорите о том, что, по сути, нет русских и украинских художников-классиков. Все они выходцы из Российской империи или, к примеру, СССР. − Мы говорим об аукционном мире, а у него свои законы. Эти художники попадают в так называемые русские торги. Поэтому никакой идентификации между Пиросмани, Серебряковой и Богомазовым, Шишкиным нет. Точно так же нет никакой национальной идентификации, когда проводятся торги импрессионистов или модернистов. Там, наоборот важен не национальный признак, а мировой уровень. Когда художник всемирно известен, то вопрос о его национальности отпадает. Вот, Марк Шагал, никто не считает его русским художником, а кто-то может считать его еврейским. − Но при этом вы акцентируете внимание именно «на русских и украинских торгах в Лондоне». Возникает некое противоречие. − На этой стадии развития национального рынка необходимо проводить такое различие. Пока национальные коллекционеры не начнут любить и вкладывать деньги в «своё», никто этого делать не будет. Поэтому прежде чем художника оценит мировое сообщество, его должны оценить земляки. Я подчеркиваю, что это важно именно сейчас, когда ведется огромная пропаганда против украинского и русского искусства. Молодые коллекционеры сразу начинают покупать позднего Пикассо. Сейчас цены на искусство таковы, но это уже вопрос технологий, а не пристрастий. Люди, которые раскручивают каких-то мировых художников, вкладывают в них много денег. Поэтому мировым аукционом сейчас выгоднее продавать русским и украинским коллекционерам Пикассо за миллион фунтов, чем Васильковского за 10 тысяч. Но, тем не менее, мы же не можем отменить русское и украинское искусство. Это будет не правильно. − Какие общие проблемы на сегодняшний день характерны для функционирования аукционных домов? − Проблема одна − недостаток хороших вещей. Они оседают в коллекциях, и их никто не хочет продавать. Что, конечно, естественно для коллекционеров. Опять же, я возвращаюсь к тому с чего мы начинали, как убедить… − В таком случае видимо, роль женщины в этой сфере ведения бизнеса более активна, как вы считаете? − Несомненно. Аукционный бизнес – бизнес сервисный. Точно так же как банковское дело. Мы говорим о биржевой торговле искусством или сфере не очень ликвидных активов. Женщины имеют преимущество, потому что они гибче. На мой взгляд, будущее вообще принадлежит женщинам (улыбнулась). Татьяна Николаева, Портал журналистов, июль 2013. |
|