ОЛЬГА КРАВЧЕНКО: "МОЁ СЧАСТЬЕ В ЖИВОПИСИ" 13.12.2012 | |
|
Согласитесь, практически всё выставочное пространство поглощено современным искусством. Зритель вынужден гадать, что же художник имел в виду своей утопической инсталляцией, странными звуками из «ниоткуда», нескончаемым видеорядом и дикой игрой красок на стене. Арт-объект вызывает в редких случаях восхищение, чаще недоумение или отвращение. Искусство не выполняет свою миссию — пробуждать чувство прекрасного. Разве современный человек нуждается только в пиарных провокациях-головоломках? Припомните, как часто посещение выставок современных мастеров кисти и мастихина доставляло вам эстетические удовольствие? Или как часто столичные арт-площадки экспонируют портреты, натюрморты, пейзажи? Это не востребовано? Не интересно?
Сердцу-то как раз не хватает наслаждения живописью! «Вот мой портрет, а это — портрет Евгении, написанный Зарецким. Она и познакомила меня с Виктором Ивановичем, — лицо женщины просветлело от воспоминаний и н-надцать лет как не бывало. — Я так благодарна ему! Если бы не он, я не была сейчас так счастлива!» (Из разговора с художницей Ольгой Кравченко на предаукционной выставке АД «Золотое сечение»). Именно о ней пойдет речь, о человеке, чьи живописные работы являются эстетической отдушиной. Они просты, как нечто истинное. Глаз отдыхает, сердце радуется, на душе легко. Однако творческий путь художницы был не так прост и легок. — Я по образованию филолог. Работала в разных журналах. Но желание писать картины жило во мне давно, еще с детства. Помню, как-то мой отец – Андрей Селих - повез в Ленинград телят на заготовку и решил пойти на экскурсию в Эрмитаж. Посещение музея оказало на него сильнейшее впечатление. Он вернулся домой, мы тогда жили в городке Красилов Хмельницкой области. Так вот, приехал, накупил холстов, красок и начал рисовать. Много копировал для односельчан пейзажи, животных. А я смотрела. Специального образования отец не имел, работал водителем, киномехаником. Преподавателей по изобразительному искусству в Красилове было. Я смогла только купить многотомник «Изобразительное искусство». Читала его и через него знакомилась с миром искусств. Потом приехала в Киев. Поступила в университет на филологический и всё-таки потихоньку занималась живописью. >— Ольга, Вы, наверно, до мельчайших подробностей помните свою встречу с Виктором Зарецким? — Конечно, это было лето 1985 года. Мы с мужем снимали дачу в Конча-Заспе. Там жил и Виктор Иванович с женой Майей. Помню, как-то гуляем мы, навстречу он идет, в руках этюдник, шапочка на голове, серьезный сосредоточенный. На следующий день мы с моей подругой Евгенией, а она в свою очередь дружила с Майей, пошли все купаться на речку. И вот выхожу я из воды, на мне красивый голубой купальник, а на берегу сидит Зарецкий. Посмотрел на меня, прищурился и говорит: «Оля, я хочу написать ваш портрет. Приходите». Я, конечно, согласилась. Холст был большим метр шестьдесят на восемьдесят сантиметров. Да, и попросил он, чтобы я не смотрела на портрет. Я не смотрела. А на следующий день кто знали меня и видели наброски, спросили у Виктора Ивановича: «Это не Ольга Кравченко?». Там, конечно, еще не было прописано лицо, но по повороту головы, фигуры догадались, что это я. Вообще он был потрясающим психологом. Он говорил, чтобы мне понять образ портрета, который я буду писать, мне надо провести с человеком один час. Мы с ним тоже гуляли по Конча-Заспе, много разговаривали. Он попросил принести мои украшения и платья. Позировала я в закрытом платье. Мне казалось, что оно такое нарядное интересное, но он сделал на портрете верх открытым. Осенью я продолжила ему позировать, что было одно удовольствие. Виктор Иванович много рассказывал о себе, о других художниках. А поскольку в то время он очень увлекался Густавом Климтом, то решил написать мой портрет в стиле сецессии. Позже Виктор Иванович мне сказал с радостью и гордостью: «Ты мой первый сецессион!». — А сколько всего Ваших портретов кисти Зарецкого? — Вот этот один маслом был закончен в 1986-м, потом графических много. Иногда приходя на выставки, вдруг вижу свои портреты в графике. На одном прямо было написано: «Оля Кравченко». И в косынке я есть, и отдельно рука, голова. А за два-три месяца до его смерти он был уже очень болен (Виктор Зарецкий умер в 1990 — от авт.) я решилась показать ему четыре своих работы. Так волновалась, так волновалась! Виктор Иванович посмотрел и сказал: «Может быть, может быть». А Майя добавила, что у меня есть чувство цвета. Потом начала брать частные уроки. Сначала больше года изучала графику, потом живопись. Училась в общей сложности года три, посещала все выставки. Десять лет еще продолжала работать филологом и одновременно писать картины. Причем заметила интересную деталь, чем меньше времени, тем больше хочется работать и тем интересные получаются работы. — С какими трудностями Вы столкнулись, начиная новую творческую жизнь? — Трудностей, что не говорите, хватало. Во-первых, в начале 1990-х был страшный кризис. Не было ни красок, ни холстов. Сначала писала на фанере, на досках, буквально откручивала с книжных полок заднюю стенку. Знакомые художники научили моего мужа подготавливать для работы холст. Мы покупали готовые подрамники и обыкновенные холсты. Он натягивал холст на подрамник, потом я его грунтовала. Сейчас это все можно купить в готовом виде. А тогда (подняла глаза к потолку! — от авт.) на даче, на траве лежали десять-двадцать холстов. Как только просыхал один я сразу же покрывала его желатином, ой, это работа была! Целая артель! Муж мне очень помогал, я бы сама не справилась. А с красками вообще был кошмар! Я начала с акварели. Это сейчас любую краску можно купить в магазине, а в 1990-х ничего не было. Ходишь-ходишь, просишь-просишь у знакомых. Члены Союза художников имела свои магазины, и могли там покупать краски, а я еще тогда не была в Союзе. Пришла как-то к Зарецкому, а у него ящики красок. Говорю: «Продайте мне одну красочку. Желтую». Порылся он где-то: «Вот тебе». И дает маленький скрюченный тюбик (смеётся Ольга). Да-а, краски были в дефиците. Во-вторых, были проблемы исключительно художественного плана. Изучала перспективу, объем, свет и тень, композицию. Училась, училась, училась. А первая персональная выставка моя состоялась в 1989-м в Союзе писателей. Я часто о ней вспоминаю, ведь там у меня украли сразу три работы. Работы были не большие тридцать на сорок сантиметров. Сначала очень переживала. Написала Майе письмо и рассказала о том, что произошло. Она мне отвечает: «Не переживай. У Вити с выставки в Чехословакии украли картину, так он был так счастлив. Значит, она кому-то понравилась. Так что не расстраивайся. Это – удача». — Натюрморты с цветами стали Вашей визитной карточкой. Такие живые, нежные. — Это потому, что пишу я только с натуры. Меня так Зарецкий учил: «Если пишешь цветы, и они уже отцветают, то не торопись, не заканчивай без них, поставь холст за шкаф, а когда придет лето, допишешь их. И я придерживаюсь этого принципа. Цветы – это что-то потрясающее, такая тональность! То, чем природа наделила цветок, художнику не сравниться в цветопередаче. Поэтому, когда пишешь цветы – это просто миг счастья. Да, с цветов я начинала. Действительно, они мне удаются. Очень люблю ирисы. На даче посадила сто кустов, когда они зацветают это что-то волшебное. А самым красивым жанром я считаю пейзажи. Когда у меня была мастерская на улице Артема, я постоянно её писала. Иду, иду, вдруг вижу интересный дом, хожу вокруг, выбираю ракурс и получается зимний городской пейзаж. Или, когда я писала, например, кафе Каффа на улице Сковороды. Это тоже моя любимая тема — уличные кафе. Я села на лавочку, вокруг деревья, тень, прохлада. Я блаженствую. Поднимаю голову – за спиной девушка. «Вам нравиться?». «Не то слово!». «Ну, — говорю, станьте вот там на ступеньки. Я и вас напишу». А мечта моя писать портреты. Это, конечно, высший живописный пилотаж. Я хочу поработать пастелью. Это — не простая техника. Такая нежная, мягкая, если ошибешься, уже не исправишь. Вот абстракцией я точно заниматься не буду. Пробовала – очень сложно. Как-то Зарецкому заикнулась об абстрактной живописи. Он: «Ой, це все фуфло!». Я со временем поняла, что он имел в виду людей не умеющих писать и поэтому переходящих к абстракции. Но вот, например, Александр Дубовик другое дело. Раньше он писал потрясающие портреты, пейзажи. А потом нашел свой стиль. — Ольга, как произошел Ваш переход от аматора в профессионалы? — Естественно, начинала я как аматор. И живопись моя была несколько наивна поначалу. Но мой друг Аркадий Мильковицкий, он преподавал в художественной школе, как-то сказал мне: «Оля, ты не примитивист. Примитивисты стоят на месте. Они что-то написали и на этом остановились. А у тебя прогресс. Ты постоянно идешь вперед, развиваешься». Я тяготею больше к импрессионизму. Вероятно, мои работы некое соединение наива с импрессионизмом. Вот сейчас вспомнилось, когда Зарецкий писал мой портрет маслом, я у него спросила, буду ли я похожа. Он пошутил: «Хочешь быть похожей на себя иди в фотоателье!» (смеётся). Честно говоря, когда мне говорят посетители: «Ой, какая у вас хорошая работа, такая яркая». Мне это просто, как нож в сердце. Я люблю пастельные оттенки, но яркость получается помимо моей воли. Если что-то не идет у меня, что-то не так, то я беру цветом. — В сорок лет поменять профессию, начать всё сначала — не шутка. Как в целом изменились за прошедшие годы Ваша жизнь? — Семья гордится мной, особенно муж. Поначалу, правда, возмущался (смеётся). Художником быть дорогое удовольствие. Продашь картину, а вырученные деньги уходят на холсты, краски. Да, изменился мой и внутренний и внешний мир. Я не злюсь, не нервничаю. Я получаю удовольствие. Мое счастье заключается в работе. Пишу обязательно часа три в день. Больше не получается, так как из-за сильной концентрации внимания устаю. Если за день не притронулась к кисти, корю себя. А пишу натюрморты и пейзажи уже двадцать два года. В 2005-м стала членом Союза художников. Состоялось уже тринадцать персональных выставок. С художественными залами мне очень повезло. Выставляла свои работы в музее истории города Киева, когда он был еще на Пилипа Орлика, на Андреевском спуске у Александра Брея и у Татьяны Калиты, в Доме художников, в Музее современного искусства Украины (кстати, музей недавно купил у меня работу «Карловы Вары»). Вот сейчас поздняяя осень за окном и вспомнилась мне моя первая проданная работа. Это были «Осенние листья». 1992 год. Бумага, темпера. Я написала дубовые и кленовые листья, лежащие на земле, вот так как, если мы смотрим себе под ноги. Сразу после выставки приехал ко мне в мастерскую директор института кибернетики Владимир Михалевич с женой. Они купили эту картину. Жалко, Зарецкий уже к тому времени умер, и я не могла похвастаться ему. А сейчас голова полна идей и просто хочется иметь силы. Хочется писать и писать. Живопись — самое главное в моей жизни и я трачу на неё всю свою любовь, все свои чувства. На моей выставке «Арт-кафе», что проходила в сентябре в Музее современного искусства Украины посетители говорили: «Очень большой позитив». Я к этому и стремлюсь! Татьяна Николаева |
|